Вошедшие находились уже на расстоянии не более одного метра. Они угрожающе молчали.
Священник увидел, что Чикитин дрожит возле него. Опять история с наркотиками. Видимо, он их обокрал.
– Чикитин, – сказал он, пытаясь сохранить достоинство. – Никто не нападет на тебя в Божьем доме. Почему эти люди преследуют тебя? Что ты им сделал?
– Матерь Божья! – простонал тот. – Они хотят убить меня! – Его голос перешел в крик.
Священник вздрогнул. В Испанском Гарлеме случалось, что резали глотку за десять центов. Он сделал шаг назад. Чикитин по-прежнему цеплялся за его сутану. Он подавил трусливый порыв, заставлявший его оттолкнуть парня и сделать вид, что он ничего не слышал. Выдав целую порцию похабщины, от которой небо должно было обрушиться на землю, парень стал умолять пастора плаксивым тоном:
– Пастор, во имя Божьей матери, помогите мне!
Потрясенный, Освальдо сказал:
– Подожди меня в ризнице, в правом углу. Я с ними поговорю.
«Ризницей» он называл темный закуток, где была устроена его постель. Неожиданно он вспомнил про девушку-полицейского, которая все еще пряталась в исповедальне. Только бы она не выскочила в таком виде в присутствии посетителей...
Увидев, что Чикитин направляется в глубину церкви, мужчина в желтых брюках сделал несколько шагов и угрожающе спросил:
– Эй, педераст, куда идешь?
– В мою спальню, – ответил пастор.
Расправив сутану, он двинулся навстречу неизвестным, но страх сковывал его горло. Стало так тихо, что слышались удары костей домино на улице.
– Братья, что вы хотите от этого юноши? – спросил он невольно дрожащим голосом.
Длинный засмеялся.
– Не лезь не в свои дела, папаша. Не мешай нам увести эту дрянь.
Падре Освальдо усиленно заморгал. Собрав все остатки мужества, он ответил:
– Здесь он под покровительством Бога. Я...
Мощным ударом прямо в грудь горилла в лакированных ботинках отправил его прямо в середину скамей. Не ожидавший такого удара, падре Освальдо упал на спину, задыхаясь. Нападавший бросился за ним, перевернул его на живот и начал водить лицом по грязному полу, держа за уши. Священник закричал, попытался освободиться изо всех сил.
– Оставь его! – неожиданно приказал толстяк.
Горилла поднял священника на ноги. Нос и губы были в крови, руки дрожали. Сквозь слезы он разглядел черные очки, жирные губы с пеной в уголках. Это был самый элегантный из троих. Тот, который в пиджаке.
– Приведи сюда этого педераста, – сказал он спокойно. – Иначе...
Священник провел языком по губам и ощутил вкус крови. В ушах шумело. Сердце громко стучало. Куда же делась Мария с полицейской формой девушки?
– Чего вы хотите?
Тип в желтых брюках вынул из кармана небольшой цилиндр, диаметром как у ножки стула и длиной около двадцати сантиметров, завернутый в красный блестящий картон, и помахал перед носом Освальдо Барранкилья.
– Мы воткнем это ему в задницу и подожжем!
Священник с ужасом узнал динамитный заряд! Его глаза перебегали от динамита к бесстрастному лицу толстяка. Не может быть! Это неумная шутка.
– Приведи его сюда, – повторил горилла, размахивая динамитом.
Священник с трудом удержался, чтобы не побежать.
– Но вы же не сделаете этого... – промолвил он дрожащим голосом. – Это же ужасно...
Горилла подошел к нему.
– Это наше дело. Тащи его сюда, иначе мы найдем такой же заряд и для тебя.
Падре Освальдо с грустью посмотрел на светлый квадрат двери, которая вела на улицу. Дети кричали, машины проезжали мимо. Никто даже не предполагал, какая здесь разыгрывается драма. Занавеска исповедальни не шевелилась. К тому же у девушки нет оружия. Совершенно растерянный, он сложил руки крестом на грязной сутане и вздохнул:
– Бог мой, пожалейте меня!
Так хорошо начавшийся день превратился в кошмар.
– Кончай кривляться, – бросил ему толстяк, – и тащи его сюда.
– Нет-нет, вы не сделаете этого, – повторил падре, будучи не в состоянии оторвать глаз от динамитного патрона.
– Разумеется, мы будем стесняться, – пошутил длинный. – Теперь поспеши за ним.
– Он заперся в ризнице, – попытался потянуть время Освальдо. – Дверь очень крепкая, ее невозможно взломать.
Толстяк подошел к нему и сказал с угрожающим видом:
– Ты скажешь ему, что мы ушли и он может выходить. Усек?
Священник попытался поймать его взгляд за темными очками, но безуспешно. Наконец он опустил глаза.
– Но вы не сделаете этого? – спросил он тихо.
Толстяк гнусно улыбнулся.
– Поскольку ты ведешь себя послушно, мы оставим тебя в твоей церкви и взорвем его на улице. А теперь веди его сюда.
Падре по-прежнему стоял не шелохнувшись.
– Ну что же, – сказал толстяк громко по-испански, – теперь мы уходим!
Все трое затопали по паркету, длинный подбежал к двери и хлопнул ею. В церкви стало еще темнее. После этого все трое вернулись на свое место.
Голова священника раскалывалась от страшных мыслей. Он испытывал ужасный страх и стыд. Хоть бы кто-нибудь пришел и спас его! Он уже представлял свою церковь, разнесенную динамитом. У него ничего не останется, придется просить милостыню... Медленно, не глядя на незнакомцев, он направился к двери ризницы. За ним, стараясь не шуметь, следовали убийцы. Он повернул ручку двери. Она, естественно, оказалось закрытой. Освальдо прокашлялся и тихо сказал:
– Чикитин, ты можешь выходить. Они ушли.
Незнакомцы задержали дыхание. Но ответа не было. Освальдо повторил свое обращение. За дверью послышался какой-то шум, и приглушенный голос спросил:
– Это правда? Что же вы им сказали?